Кто виноват — мы

Как бы мы ни любили свободный, ничем не ограниченный веб, мы променяли его на понятные сервисы, которые просто работают.

Автор: Крис Андерсен

Вы просыпаетесь и проверяете почту в кровати на «Айпаде» — вот вам первое приложение. За завтраком вы узнаете, что нового произошло с вашими друзьями за ночь в «Твиттере» и «Фейсбуке», читаете новости в «Нью-Йорк таймс» — еще три эппа. По дороге на работу вы слушаете подкасты на смартфоне — очередной инструмент. В офисе вы листаете RSS-подписки, болтаете по «Скайпу», используете мессенджеры. Снова приложения. В конце дня, придя домой, готовите ужин, слушая Pandora, играете на Xbox Live и смотрите кино с помощью потокового сервиса Netflix.

Вы провели день в интернете, но не на вебе. Как и миллионы других пользователей.

Разница между вебом и интернетом это не пустяк. За последние несколько лет одним из самых важных переворотов стал переход от открытых веб-сайтов к требующим регистрации сервисам, которые используют интернет для передачи данных, но не для их отображения. Причиной этих изменений стала растущая популярность «Айфонов» и ему подобных устройств. Это новая реальность, где нет места «Гуглу» и HMTL-страницам. Все больше пользователей выбирают именно этот мир и не потому, что они отвергают саму идею веба, а потому, что специализированные приложения лучше выполняют их ежедневные задачи (контент сам приходит к ним, и больше нет необходимости искать его). Подобные сервисы легче монетизировать, что еще больше укрепляет тенденцию. Потребители и производители в один голос заявляют: веб — это не вершина цифровой революции.

Десять лет назад положение веб-браузера в самом центре компьютерного мира не вызывало сомнений. Казалось, что совсем скоро веб полностью заменит программы, запускаемые на компьютерах, а операционные системы станут всего лишь набором драйверов. Так однажды сказал соучредитель Netscape Марк Андреессен. Усиливающаяся благодаря Java, а затем Flash, Ajax и HTML5, интерактивность веба должна была неминуемо привести к переходу от десктопа к веб-топу и сделать все сервисы открытыми, бесплатными и свободными от контроля.

Но уже тогда некоторые видели и альтернативный путь развития. Так, еще в 1997 году Wired в заметке Push! предложил «попрощаться с веб-браузерами навсегда». Предпосылки — развитие push-технологий, в частности PointCast и Active Desktop «Майкрософта», которые должны были создать «радикально новое будущее медиа за пределами веба».

«Конечно, мы всегда будем использовать веб-страницы. Есть же до сих пор открытки и телеграммы? Но центром интерактивных медиа и, со временем, центром всех медиа вообще станет поствебовская среда», — обещали мы почти 15 лет назад. Примеры того времени сейчас кажутся наивными — отправка заголовков новостей на пейджер сейчас вряд ли кому-то понадобится, но главная мысль оказалась пророческой: будущие коммуникации будут ориентированы на получение информации, а не на ее поиск.

Кто виноват — они

Хаос — плохая бизнес-модель. Новое поколение медиамагнатов стремится упорядочить цифровой мир и заработать на нем.

Автор: Майкл Волфф

Удивительными (если, конечно, можно назвать постсоветский финансовый сектор чем-то удивительным) можно считать результаты, достигнутые русским инвестором Юрием Мильнером, который за последний год сосредоточил в своих руках едва ли не самое ценное и желаемое, что есть в интернете — он владелец 10% акций «Фейсбука». Мильнер обошел традиционных американских венчурных инвесторов из Kleiners и Sequoias, которые наверняка настаивали бы на особом статусе в обмен на вложения на ранних стадиях проекта. Мильнер не только предложил более выгодные условия, но и продемонстрировал совершенно другое мировоззрение. У классических инвесторов есть несколько веб-проектов, и они ожидают, что успешными окажется лишь часть из них — это черта всего веб-бизнеса, где безопаснее иметь несколько связанных между собой проектов, чем полностью вкладываться в один автономный. Русский инвестор применяет другую стратегическую модель и направляет все финансовые потоки на поддержку одного проекта. Мильнер говорит, что «Фейсбук» не просто очередной сайт, а самый большой из когда-либо существовавших веб-проектов. Со своей аудиторией в 500 млн пользователей это даже и не сайт вовсе.

Если верить исследованиям аналитической компании Compete, то в 2001 году 10 топовых сайтов обеспечивали 31% всех просмотренных в США веб-страниц, в 2006 — 40% и около 75% в этом году. «Большие „высасывают" трафик из более мелких», — говорит Мильнер. — «В теории может получиться, что несколько очень успешных бизнесменов будут контролировать сотни миллионов пользователей. Преуспеть можно очень быстро, что и привлекает в этот бизнес сильные личности».

Высказывания Мильнера больше похожи на мнение традиционного медиамагната, чем на точку зрения веб-предпринимателя. Но в этом-то и дело. Если мы уходим от открытого веба, то хотя бы отчасти это происходит благодаря растущему участию бизнесменов, которые мыслят принятой в традиционных медиа категорией «все или ничего» вместо коллективистских утопий веба. Это не просто естественное взросление бизнеса, но и результат отказа от вебовской этики, технологий и бизнес-моделей.

Такое развитие напоминает эволюцию, где более слабые оставлены без средств к существованию более организованными и лучше оснащенным, — это огромный шок для владельцев многочисленных проектов c низкой стоимостью входа в бизнес, порожденных эпохой интернета. В конечном счете главная битва в этой войне уже не только состоялась, но и была выиграна — не только ведущие новостные издания и музыкальные лейблы, но AOL, Prodigy и многие другие сейчас строят свой бизнес на идее о том, что предсказуемый опыт победит гибкость и свободу веба.

Виноваты мы

Широко обсуждаемый скринсейвер PointCast, который между делом мог поставить вашу корпоративную сеть на колени, быстро выдохся, бросив тень и на всю push-технологию. Но как и веб 2.0 — просто работоспособное продолжение веба 1.0, так и эта технология появилась в новом качестве. Push-концепции нашли новое воплощение в API, приложениях и смартфонах. В этот раз у нас есть Apple и «Айфоны» с «Айпадами», которые сокрушают все на своем пути, и уже миллионы потребителей голосуют кошельком за мир эппов. Это поствебовское будущее выглядит гораздо более убедительным. Фактически оно уже наступило.

В конце концов, веб — это просто одно из многих приложений, существующих в интернете, которое использует протоколы IP и TCP для обмена данными. Революционным является сама по себе такая архитектура, а не приложения, ее использующие. Сегодня контент, считываемый браузером (преимущественно HTML-данные, которые доставляются по протоколу HTTP через 80-й порт) — это всего лишь четверть всего контента в интернете, и его доля продолжает уменьшаться. Большая часть интернет-трафика приходится на P2P-передачи файлов, электронную почту, корпоративные сети, API, звонки по «Скайпу», World of Warcraft и другие онлайн-игры, Xbox Live, iTunes, IP-телефонию, iChat и потоковое видео. Многие из новых сетевых приложений являются закрытыми сетями, использующими запатентованное ПО.

Это перевес только увеличивается со временем. По прогнозам «Морган Стэнли», через пять лет число пользователей, входящих в сеть с мобильных устройств превысит количество делающих это с компьютеров. Из-за меньшей величины монитора трафик будет генерироваться за счет специального ПО — преимущественно однозадачных приложений. Ради оптимизации работы на мобильных телефонах пользователи откажутся от браузеров. Они будут использовать сеть, но не веб. Скорость побеждает гибкость.

Этот процесс неизбежен. Это — естественный цикл капитализма. История промышленной революции, в конце концов, это история сражений за контроль. Технология изобретена, она распространяется, появляются тысячи способов ее применения, она становится популярной, а потом кто-то находит способ стать единственным владельцем этой технологии, лишая всех остальных возможности свободно ее использовать. Так происходит каждый раз.

Возьмите для примера железные дороги. Универсальные стандарты помогли индустрии развиться и вызвали бурный рост конкуренции — в 1920 году в США было 186 основных перевозчиков. Но в конечном итоге самые сильные вытеснили всех остальных, и сегодня их осталось лишь семь — регулируемая олигополия. Или телефоны. Изобретение коммутаторов стало еще одним стандартом, который позволил объединять сети между собой. После того, как в 1894 году истек срок действия патента, которым обладала родительская организация AT&T, в миг возникло более 6 тыс. независимых телефонных компаний. Но к 1939 году AT&T контролировала почти все американские линии связи и 4/5 всех телефонных аппаратов. Еще один пример — электричество. В начале двадцатого века после стандартизации распределения переменного тока сотни мелких компаний были объединены в крупные холдинги. К концу 20-х годов 16 самых крупных из них производили более чем 75% электричества в США.

Действительно, вряд ли можно вспомнить хотя бы один случай, когда существенное состояние было создано без монополии или хотя бы олигополии. Это естественный путь индустриализации: изобретение, продвижение, принятие, контроль.

Теперь очередь веба столкнуться с натиском борцов за прибыль и монополизацией, которую такая борьба принесет. Открытость — прекрасный принцип для немонетизированной экономики со стабильной конкуренцией. Но в конечном итоге нашему терпению по отношению к сумасшедшему хаосу, возникающему в результате постоянной конкуренции приходит конец. Также как мы любим свободу и выбор, мы любим и вещи, которые просто выполняют свои функции — надежно и без сбоев. И если придется заплатить за то, что мы любим, то мы, пожалуй, готовы к этому. Вспомните, когда вы последний раз вчитывались в счета за мобильную связь или кабельное телевидение?

Как пишет Джонатан Зиттрейн в книге «Будущее интернета и как остановить его»: «Ошибочно считать веб-браузер вершиной компьютерной эволюции». Интернет сегодня — это плодородная почва для множества начинаний, а веб — это скорее исключение, не правило.

Виноваты они

Правда в том, что у веба всегда было два лица. С одной стороны, интернет разрушил некоторые ранее работающие виды бизнеса и традиционные структуры власти. С другой — он стал местом постоянной борьбы, в которой многие компании основывали свои стратегии на контроле всего объема или определенной части вселенной TCP/IP. Netscape пытался контролировать домашние страницы, Amazon стремился к лидерству в розничной торговле, Yahoo хотела контролировать веб-навигацию.

На «Гугл» все закончилось: эта компания, возможно, и представляет собой открытую систему, но по странной иронии именно она почти целиком взяла под контроль открытую интернет-среду. Трудно вспомнить еще одну сферу, где один игрок контролирует такую большую часть инициатив. В таком случае, согласно гугловской модели, мог бы существовать только один дистрибьютор фильмов, который в то же самое время являлся бы собственником кинотеатров. «Гугл», управляя трафиком и продажами рекламы, создал такие условия, в которых невозможно появление компании, которая бы смогла обогнать или хотя бы приблизиться к нему, используя традиционные веб-технологии. «Гугл» построил что-то вроде Римской империи на территории самой рассредоточенной мировой системы.

В аналитическом отчете, представленном президентом «Интерактивного рекламного бюро» Рэндаллом Ротенбергом, говорится том, что веб управляется «кучкой мегаломаньяков, которые хотят поработить весь мир». Неудивительно, что часть из них рассматривали постоянные успехи «Гугла» в качестве основного профессионального вызова. И поскольку «Гугл» так сильно доминировал на вебе, оставалось только одно — построить альтернативу вебу.

Возьмите для примера «Фейсбук». В начале сеть была бесплатной, но закрытой. Требовалась не просто регистрация, а определенный адрес почты (университета, а чуть позже любой школы). Поисковые роботы «Гугла» не могли индексировать контент на «Фейсбуке». К моменту публичного открытия в 2006 году ядро аудитории сайта сформировалось, со своими ритуалами, негласными законами и некоторой клубностью. Самым привлекательным была закрытость сети. Компания пригласила разработчиков специализированных игр и приложений, что сделало сайт полнофункциональной платформой. И затем, набрав критическую массу не только по количеству регистраций, но и по количеству проводимого на сайте времени, и по степени ознакомления с сервисом и лояльности, «Фейсбук» стал миром, параллельным вебу.

Вдобавок основатель «Фейсбука» Марк Цукерберг обладал четким видением будущего своей империи: разработчики, создающие приложения для платформы, которой владеет компания, всегда будут подчинены платформе. Это стало не только радикальным изменением в подходе, но и позволило сконцентрировать невероятную мощь в одних руках. Веб, контроль над которым делило ранее бесчисленное множество предпринимателей, теперь сдался на милость одному магнату с новой моделью ведения бизнеса, предполагающей все, чего раньше не было в вебе: четкие стандарты, качественный дизайн, централизованный контроль.

Целеустремленные мегаломаньяки вроде Цукерберга были не единственными, кто стремился свергнуть модель открытого веба по версии «Гугла». За ними последовали разработчики контента, продукты которых финансируются средствами от продажи рекламы, теряющие веру в возможность и дальше продавать услуги в онлайне. Веб был создан инженерами, а не редакторами. Поэтому-то никто и не обращал внимание на то, что наиболее совершенная форма онлайновых медиа и дизайна — HMTL-страница — оказалась относительно плохой площадкой для рекламы.

Некоторое время этот недостаток компенсировался ростом аудитории, а затем еще стремительно увеличивающейся прибылью от рекламы — до тех пор, пока около двух лет назад этот рост не остановился. Аудитория продолжала стремительно расти: до 35% времени всех контактов с рекламой происходит на вебе, но рост прибыли не соответствовал росту аудитории. Онлайн-реклама выросла на 14%, а затем ее объемы стали снижаться. (Напротив, телереклама, также занимающая 35% нашего медийного времени, приносит почти 40% прибыли.)

Виноваты мы

Появление монополий даже более вероятно на рынке с тесными связям, на таком как онлайновый мир. Темной стороной сетевого эффекта является тот факт, что богатые сайты становятся еще богаче. Согласно закону Меткелфа, ценность растет пропорционально квадрату связей, и формируются рынки, где разрыв между первым и вторым игроком большой и постоянно растет и где победитель получает все.

Так почему же весь процесс занял столько времени? Почему веб не был колонизован монополистами еще десять лет назад? Потому что вся индустрия тогда находилась в процессе развития с молодым и увеличивающимся населением пользователей, которые постоянно искали чего-то нового. Доминирование за счет самой сети было краткосрочным. Friendster очень вырос, когда социальные сети только набирали популярность, а переменчивые потребители все время стремились к экспериментам с новыми сервисами. Они обнаруживали следующий красивый сайт и переключались на него, так же как они покинули соцсеть sixdegrees.com в свое время. В расширяющейся вселенной раннего веба, обнесенные стеной проекты AOL не могли конкурировать с тем разнообразием, которое находилось за стенами, поэтому стены обрушились.

Но вебу уже 18 лет. Он достиг совершеннолетия. Целое поколение выросло перед браузером. Изучение нового мира превратилось в бизнес, как это обычно и бывает. Мы понимаем веб, он стал частью нашей жизни, и мы просто хотим использовать сервисы, которые делают нашу жизнь лучше. Наш аппетит ко всему новому угасает по мере того, как наша привычка к уже используемым сервисам растет.

Винить следует человеческую природу. Как бы сильно мы не ценили интеллектуальную открытость, в конечном итоге мы все-равно выбираем более легкий путь. Мы готовы платить за удобство и надежность и именно поэтому iTunes удается продавать песни за 99 центов, несмотря на то, что они есть где-то там в бесплатном доступе. Когда вы молоды, то у вас больше времени, чем денег и файлообменник LimeWare вполне оправдан. С возрастом ситуация меняется: теперь денег больше, чем свободного времени. И теперь сбор iTunes кажется незначительной ценой за простоту и удобство в получении того, чего вы хотите. Чем глубже «Фейсбук» проникает в вашу жизнь, тем меньше желание пробовать альтернативы. Искусственный дефицит — естественная цель ищущих выгоду.

Кто виноват — мы В прошлом интернета можно найти аналог текущего состояния веба. В 90-х годах, когда стало понятно, что за цифровыми технологиями будущее, было два враждующих лагеря. Первый составляли традиционные телекоммуникационные компании, чьи каналы связи пропускали первые биты молодого интернета. Они были не в восторге от протокола TCP/IP с его неочевидными маршрутами и теряющимися пакетами данных, которые требовали повторной отправки. В этих компаниях полагали, что потребителям нужны «умные» сети, которые (за определенную цену) могли бы находить правильный путь для передачи данных без срывов. Только крупные компании обладали ресурсами, чтобы справиться с задачей по модернизации сетей, поэтому интернет должен был стать дополнительной услугой компаний типа AT&T (как сеть ISDN до этого). И как только потребители начали бы требовать услуги высокого качества, компании выиграли бы. Опозиционный лагерь выступал за произвольное развитие сетей. Вместо того, чтобы уступить контроль телекому ради модернизации каналов связи, они предлагали воспринимать сеть как «тупые» трубы и позволить TCP/IP самому выяснять, куда и что отправлять. Что с того, что придется несколько раз отправлять один и тот же пакет информации или время ожидания растянется? Просто стройте новые каналы и в конце концов этого будет вполне достаточно. «Вполне достаточно» оказалось достаточно. Мы спокойно ждем пока загрузится видео на «Ютубе». Мы не приняли одно из дьявольских предложений "Комкаста"/"Гугла«, которые обещают более широкий канал (за который, разумеется, придется больше платить). Не считая некоторых корпоративных сетей, «тупые» сети — это то, чего хочет мир от телекома. Инновационные преимущества сетей открытого рынка перевешивают функциональные ограничения, которые предполагают закрытые системы. Но веб это совсем другая история. Рынок говорит: когда речь идет о надстройках над вебом — о приложениях, то люди начинают выбирать качество. Мы хотим, чтобы TweetDeck управлял нашими твитами, потому что это удобнее, чем сайт «Твиттера». Карты «Гугла» на нашем телефоне лучше, потому что работают в машине, в отличие от вебовских карт на ноутбуке. И мы с большей вероятностью будем читать книги на Kindle и «Айпаде», чем вглядываться в монитор компьютера, используя браузер. Применительно к приложениям, открытый интернет всегда был вымыслом. Это происходило из-за того, что мы путали веб и сеть. Укрепление связей между машинами, когда приложения для «Айфона» сами связываются с приложениями для «Твиттера» — все это вопрос контроля. Ко всем API прилагаются условия использования. И «Твиттер», «Амазон», «Гугл» и все остальные компании могут контролировать процесс как им угодно. Мы выбираем новую форму качества: кастомизированные приложения, которые просто хорошо работают. Каждый раз, когда вы предпочитаете сайту приложение для «Айфона», вы голосуете пальцем: комфорт стоит того, чтобы за него платить — деньгами или поддержкой невебовских стандартов.

Кто виноват — они Недостаток влияния в интернете профессиональных торгашей привел к демократизации маркетинга — онлайн-реклама не стала такой же легкоуправляемой, как это случилось в других медиа. Неэффективная баннерная реклама, придуманная (кстати, основателями журнала Wired) в 1994 году и не получившая любовь и признание маркетингового мира, все еще остается основным способом показа рекламы на вебе. И, конечно, дело в аудитории. В некотором смысле «аудитория веба», хоть она и измеряется, это мошенничество. Почти 60% людей находят сайты через поисковики, большая часть этих сайтов продвигается с помощью SEO, поисковой оптимизации. Другими словами, большая часть этих людей нажимает на случайные ссылки даже не понимая, почему они находятся на сайте и, вообще, что это за сайт. Они — полная противоположность лояльной аудитории, которая правильно воспримет ваше рекламное сообщение. Веб-аудитория выросла еще больше, в то время как ее качество снизилось, что дало право рекламодателям платить меньше, чтобы достучаться до потребителей. Это, в свою очередь, вызвало появление и развитие поставщиков мусорного контента, таких как Demand Media, которые решили для себя, что единственный способ зарабатывать в онлайне — тратить на контент меньше, чем те суммы, которые готовы платить рекламодатели. Это еще больше удешевляет онлайновый контент, обесценивает пользователей и продолжает снижать доверие к медианосителю. Даже перед лицом этого движения по наклонной отчаявшиеся продолжали надеяться. Но потом насупила рецессия, и красная кнопка оказалась нажатой. В конце концов, после нескольких лет экспериментов провайдеры контента пришли к тревожному выводу: веб не работает. Он никогда не позволит заработать состояние. И они стали искать новую модель — такую, которая использовала бы силу интернета без разрушительных побочных эффектов веба. И они нашли Стива Джобса, который тогда работал над новым планшетным устройством. Чего не хватало вебу, чтобы превратиться в полноценный медиаканал, так это кого-то, кто бы знал хоть что-нибудь о медиа. Точно также со стороны медиа не хватало знаний о технологиях. Эта нехватка было фундаментальной и очень болезненной: не было умного, изящного, макиавеллиевски хитрого способа связать вместе аудиторию, производителей и продавцов.

Кто виноват — мы В медиамире все это вылилось в переход от бесплатного контента, который финансируется рекламой, к фримиуму — условно бесплатному контенту или бесплатным образцам продукта для продвижения дополнительных платных услуг. Средний CPM (стоимость за тысячу показов рекламы) на вебе падает даже в таких ключевых медийных категориях, как новости, а все потому, что пользовательский контент наводнил «Фейсбук» и другие сайты. Предполагалось, что по мере созревания рынка большие компании смогут переломить тенденцию по превращению офлайновых долларов в цифровые пенни. К сожалению, для большинства сайтов этого не произошло, и похоже, света в конце туннеля не видно. Потому и начался переход к модели с приложениями для мультимедийных устройств вроде «Айпада», где ограниченный бесплатный контент мотивирует пользователей заплатить за другую, большую часть (знакомьтесь с приложением Wired для «Айпада»). Веб не сдаст свои позиции лучшей коммерческой площадки так легко. Защитники открытого веба надеются на HTML5 — последнюю версию веб-ориентированного кода, который по замыслу предоставляет такую же гибкость, как и приложения. Если стандартный веб-браузер будет выполнять функции приложений, иметь понятный интерфейс и интерактивность, которые нужны пользователям «Айпадов», то, возможно, пользователи смогут противостоять платным, закрытым, проприетарным решениям. Но силы бизнеса, поддерживающие закрытые платформы, растут все быстрее. Это битва за саму душу цифрового мира. Зиттрейн говорит о том, что увядание открытого веба очень опасная вещь — уходят открытые стандарты и сервисы, которые сами стимулировали свое развитие. «Перспектива четкой привязки устройств к услугам позволит безнаказанно и в любой степени влиять на разработчиков, маскируя вмешательства под незначительные технические требования», — предупреждает он. Но на самом деле наступает не то мрачное будущее, которые предрекает Зиттрейн. Это всего лишь будущее коммерческого контента в цифровой экономике. Электронная коммерция по-прежнему процветает, и ни одна компания не закроет свой информационный сайт. Важнее то, что большая часть сегодняшнего веба не является коммерческой. Открытый веб, в котором каждый может сделать что угодно, пока на подъеме, держится на некоммерческом стремлении к самовыражению, вниманию, созданию репутации и тому подобным желаниям. Но веб в качестве лучшей площадки для цифровой экономики теперь под вопросом. Появление интернета стало настоящей революцией, сопоставимой по важности с изобретением электричества, и инструменты и сферы его применения все еще развиваются. С переездом интернета с настольного компьютера в ваш карман сама его природа изменилась. Сумашедший хаос открытого веба, поддерживаемый индустриальными гигантами, был лишь первой фазой его становления. Теперь они делают то, что у предпринимателей получается лучше всего — поиск узких мест. И судя по тому, как это выглядит сейчас, нам это понравится.

Кто виноват — они Джобс идеально справился с задачей по созданию такой связки. Другие технологически подкованные управленцы отказались от непосредственного участия в медиабизнесе, довольствуясь ролью арендаторов или посредников с настроженным отношением к любым контентным начинаниям. (Возьмите, к примеру, CEO «Гугла» Эрика Шмидта, который настаивает на том, что «Гугл» не занимается контентным бизнесом.) Джобс, напротив, построил два успешных медиабизнеса для целого поколения: магазин контента iTunes и киностудию Pixar. В 2006 году после продажи Pixar «Диснею» Джобс стал самым крупным частным держателем акций в одном из самых больших в мире медиаконгломератов — большая часть личных доходов Джобса поступает от традиционных медиа. С помощью iTunes Джобс фактически приравнял свой бизнес к традиционным медиа способом, которому всегда сопротивлялся «Гугл». В открытой и распределенной модели «Гугла» практически кто угодно может размещать рекламу почти на любом сайте, а сам «Гугл» получает долю прибыли. Apple же получает прибыль каждый раз, когда кто-то покупает фильм или песню — это больше похоже на способ заработка классических провайдеров контента. Поэтому нет ничего удивительного в том, что с появлением «Айпада» будущее медиа больше похоже на прошлое. В то время как «Гугл» контролирует трафик и продажи, Apple владеет контентом. Последняя к тому же контролирует внешний вид и функционал приложений. Более того, у компании в руках система доставки контента (iTunes) и устройства для его потребления («Айпод», «Айфон», «Айпад»). Еще на заре коммерческого веба технологии были важнее контента. Новая бизнес-модель нацелена на то, чтобы контент как продукт смог превзойти технологии. Джобс и Цукерберг пытаются добиться этого старыми проверенными средствами, предлагая отполированный и целевой продукт. Набирающая популярность порода новых интернет-сервисов — таких как Spotify (потоковая музыка), Netflix (потоковое видео), проигрыватель Blu-ray или игровая консоль Xbox 360 — уводит нас еще дальше от веба. Мы возвращаемся в мир, который существовал раньше, в мир, где нас меняют непосредственно музыка и фильмы, а не поверхностный флирт с меняющимся вебом. После долгого путешествия мы, кажется, возвращаемся домой.

Крис Андерсон (canderson@wired.com) — главный редактор журнала Wired.

Майкл Волфф (michael@burnrate.com ) — новый выпускающий редактор журнала Wired. Также пишет для Vanity Fair. Основатель новостного агрегатора Newser.

Перевел Александр Голтин 10.9.10